пунктир
Я ухожу и на вопрос «ты сейчас куда?» тихо по слогам отвечаю «до-мой».
Теперь ты знаешь, что до-мой, это пицца прямо из духовки, светлая кухня, ромашки, зал, где разрешается курить, вертящийся стул, музыка, залитые клеем Маркес с Булгаковым, тёплые дощечки паркета и горячий шоколад вечером. И теперь ты знаешь, куда идти… если что. Раз мне так за три года и не хватило смелости нажать кнопку звонка.
Тебя никто не тянул за язык – говорить в домофон «свои».
Я думала, что когда мечты сбываются вот так – залпом – всё начинает казаться искусственным и плоским. Мне говорили, что мы обязательно будем подавлять друг друга. Мне всегда казалось, что моя гитара просто не способна издавать такие звуки.
Чушь собачья.
Капли градом падали с куртки; из рукавов, из карманов и капюшона – вырывались обрывки ветра… и затихали, придавленные гвоздиком на сосновой перегородке.
- Да, детка!
Говоришь ты компьютеру – и я давлюсь остатком вафли.
И я уже не могу различить – это вокруг нас – густой вишнёвый сигаретный дым, или дым – в моей голове.
С тобой обо всём можно – о дурацких совпадениях и духовном самосовершенствовании, о том, что музыка бывает осенняя, весенняя и летняя вечерняя, о тяжёлой судьбе проституток.
И я ведь, на самом деле, уже несколько лет ненавижу свой дом, мне противно сюда возвращаться, мне лучше – в прокуренном клубе, мне лучше – по тёмным улицам и слякоти, в неотапливаемых троллейбусах от конечной до конечной. А когда есть ты, я готова называть это домом. Я готова верить, что ты был здесь всегда.
И ничего не вызывает сомнений. Только карта Ленинграда у меня на стене над диваном. Которая означает, что тебя где-то там, за облаком дыма, ждёт девочка. И когда-нибудь вы поженитесь, заведёте детей – не с ней, так ещё с кем-нибудь. А я уеду через… Потому что желания должны сбываться.
Я часто вспоминаю сентябрь – на самом деле, это последнее, что я пом-ню. Как хотела отдать тебе рисунок – и лучше бы ты его тогда взял, потому что, похоже, он потерялся при переезде, оставшись только ущербной копией в сети.
И если тебе проще ссориться, чем всё-таки попытаться со мной подружиться, то значит и мне. Тоже. Я нашла себе место, где можно прятаться от себя хотя бы по вечерам. Мне как раз хватит – на год с небольшим.
На хрена только ты спасал мою шкурку? Жалкую и не на что не годную?
Но «спасибо» в любом случае. Чёрная неблагодарность – это совсем не то, чем возвращают долги.
У меня в голове две зияющих дыры. И чудовищные сквозняки.
Я уже никогда не осмелюсь обнять тебя.
Один щелчок выключателя. И всё. Вот он чёртов выбор. И ты в одной папке с «Пеной для бритья».
Вот такая я вот многоликая тварь.
Теперь ты знаешь, что до-мой, это пицца прямо из духовки, светлая кухня, ромашки, зал, где разрешается курить, вертящийся стул, музыка, залитые клеем Маркес с Булгаковым, тёплые дощечки паркета и горячий шоколад вечером. И теперь ты знаешь, куда идти… если что. Раз мне так за три года и не хватило смелости нажать кнопку звонка.
Тебя никто не тянул за язык – говорить в домофон «свои».
Я думала, что когда мечты сбываются вот так – залпом – всё начинает казаться искусственным и плоским. Мне говорили, что мы обязательно будем подавлять друг друга. Мне всегда казалось, что моя гитара просто не способна издавать такие звуки.
Чушь собачья.
Капли градом падали с куртки; из рукавов, из карманов и капюшона – вырывались обрывки ветра… и затихали, придавленные гвоздиком на сосновой перегородке.
- Да, детка!
Говоришь ты компьютеру – и я давлюсь остатком вафли.
И я уже не могу различить – это вокруг нас – густой вишнёвый сигаретный дым, или дым – в моей голове.
С тобой обо всём можно – о дурацких совпадениях и духовном самосовершенствовании, о том, что музыка бывает осенняя, весенняя и летняя вечерняя, о тяжёлой судьбе проституток.
И я ведь, на самом деле, уже несколько лет ненавижу свой дом, мне противно сюда возвращаться, мне лучше – в прокуренном клубе, мне лучше – по тёмным улицам и слякоти, в неотапливаемых троллейбусах от конечной до конечной. А когда есть ты, я готова называть это домом. Я готова верить, что ты был здесь всегда.
И ничего не вызывает сомнений. Только карта Ленинграда у меня на стене над диваном. Которая означает, что тебя где-то там, за облаком дыма, ждёт девочка. И когда-нибудь вы поженитесь, заведёте детей – не с ней, так ещё с кем-нибудь. А я уеду через… Потому что желания должны сбываться.
Я часто вспоминаю сентябрь – на самом деле, это последнее, что я пом-ню. Как хотела отдать тебе рисунок – и лучше бы ты его тогда взял, потому что, похоже, он потерялся при переезде, оставшись только ущербной копией в сети.
И если тебе проще ссориться, чем всё-таки попытаться со мной подружиться, то значит и мне. Тоже. Я нашла себе место, где можно прятаться от себя хотя бы по вечерам. Мне как раз хватит – на год с небольшим.
Но «спасибо» в любом случае. Чёрная неблагодарность – это совсем не то, чем возвращают долги.
У меня в голове две зияющих дыры. И чудовищные сквозняки.
Я уже никогда не осмелюсь обнять тебя.
Один щелчок выключателя. И всё. Вот он чёртов выбор. И ты в одной папке с «Пеной для бритья».
Вот такая я вот многоликая тварь.
-
-
22.04.2010 в 13:28-
-
22.04.2010 в 16:29-
-
22.04.2010 в 16:42жаль,что человек чувствует себя чужим.
очень жаль,что человек не вери тв будущее и отгоняет мечты,как ненужное.
жаль,что ты этот человек.
-
-
22.04.2010 в 19:45А сегодня - никак. Проще ссориться.
-
-
22.04.2010 в 23:07D.Caulfield, да и сейчас можно не. Просто гораздо проще говорить обо всём и быть рядом, не помня, что за стенами квартиры есть ещё какая-то жизнь. Но она есть. И за стенами квартиры - это два дня. А за её пределами - годы.
-
-
22.04.2010 в 23:55-
-
23.04.2010 в 00:28-
-
23.04.2010 в 10:41